ЧАСТЬ 1. КОНСТРУИРУЯ СРЕДУ

С древнейших времён человек менял мир вокруг себя. Но большую часть истории это происходило медленно и незаметно. Лишь в индустриальную эпоху человечество отчётливо осознало роль технического прогресса в своей судьбе.

Это была эпоха невиданных парадоксов. Фантастическое могущество человека — и превращение его в винтик экономико-политической машины. Триумф массового просвещения — и возврат к поистине средневековым охотам на ведьм. Победа над тысячелетними болезнями, увеличение продолжительности жизни в 2-3 раза — и самые массовые войны в истории. Готовность покорить и «очеловечить» другие планеты — и неиллюзорный шанс уничтожить свою собственную.

Кто мы? Куда мы идём? Наверное, ещё никогда в истории столько людей одновременно не задавали себе эти вопросы.

Индустриальная эпоха — иллюстрация фантастической творческой мощи архаичных и иррациональных человеческих мотивов. Мотивов слепых, порой, откровенно деструктивных, но всё равно в итоге изменивших жизнь людей к лучшему. Романтика индустриализма была романтикой «прогресса ради прогресса», где люди — лишь средство для великого дела. Человек конструировал новый мир, не думая о себе. Это был период романтики мощностей и скоростей, романтики сил и масштабов. Машины воплотили древнюю мечту о волшебной силе, которая может покориться человеку. Их мощь вдохновляла людей на героизм и риск — даже если это был риск самим существованием человечества. Другая глубинная мечта человека, которую смогло воплотить индустриальное общество — это мечта о порядке. Несмотря на стремительные перемены, государства смогли сделать жизнь индивидов филигранно упорядоченной и предсказуемой. Всеобщая занятость, всеобщее образование, всеобщая воинская обязанность. Стандартное жильё, стандартная городская инфраструктура, стандартный распорядок дня и стиль жизни граждан. Не важно, какие ценности формально декларировало общество — тоталитарные или либеральные. Логика истории в любом случае требовала консолидации сил большого числа людей вокруг великих проектов.

А ещё… индустриальная эпоха научила нас летать. Летать быстрее любого ветра, летать выше любых птиц, летать в любую точку земли и даже за пределы атмосферы.

Так ли важны были пресловутые политические свободы в эпоху, когда сбывались такие мечты? Так ли существенны были все эти земные проблемы на фоне грядущей звёздной судьбы человечества?

Нет смысла отрицать: авиакосмическая отрасль во все времена активно обслуживала военные нужды. Но очевидно, что глубинные мотивы конструкторов выходили далеко за рамки этого. Не о войне и не об убийстве были их грёзы.

«Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Всё пустое, всё обман кроме этого бесконечного неба» Л. Толстой.

Конец 19 века — середина 20 века — уникальный период самого быстрого прогресса в истории человечества. Феномен этого всплеска ещё предстоит исследовать историкам, и неизвестно, повторится ли что-то аналогичное в будущем. Возможно, что именно шок человечества от прогресса, непонимание собственных мотивов и целей обеспечили эти темпы. Отрезвление же и начало рефлексии над происходящим совпали по времени с замедлением прогресса. К 1970-м годам прогресс удовлетворил основные нужды обывателей и политиков и стал всё чаще обманывать надежды романтиков. Межпланетные полёты, гиперзвуковые самолёты, термоядерные электростанции и многое другое осталось лишь мечтами. Индустриально-урбанистический ландшафт принял знакомую нам форму и почти перестал меняться, а в некоторых отраслях и вовсе произошёл откат.

Да, мечты индустриальной эпохи были иррациональны и наивны. Но они совершили в умах людей удивительный переворот.

Массы людей впервые допустили, что мир движется в сторону улучшения, а не ухудшения. И что прогресс может дать человеку не только бытовой комфорт, но и духовный рост.

Мечта о «светлом будущем» сменила в людях тысячелетнюю тоску по «утраченному золотому веку». Образы грядущей звёздной эры затмили старые детские сказки и приблизились по значимости к религиозным переживаниям.

Порой казалось, что будущее нельзя даже нарисовать. Оно было как чистый белый свет. Прекрасный, но пока недоступный нашему пониманию. И могли ли очередные «великие стройки» и гигантские машины приблизить человека к этому свету? Вот в чём был вопрос…

ЧАСТЬ 2. КОНСТРУИРУЯ ИНФОРМАЦИЮ

Во второй половине 20 века на фоне глобального замедления прогресса вычислительная техника была редкой отраслью, где развитие продолжалось. Впрочем, и здесь реальность оказалась не такой, как все ожидали.

Когда в 1980-х годах компьютер пришёл в повседневный быт граждан, он стал для них вовсе не «машиной для вычислений». Он открыл людям невиданное новое развлечение — видеоигры. А с ними — фантастическую идею виртуальной реальности.

В индустриальную эпоху часто говорилось о «сказке», которая «становится былью». Это было метафорой: технологии дали человеку «волшебную силу». Но компьютеры позволили ему в прямом смысле нарисовать на экране сказочный мир и войти в него. В реальности компьютерной игры каждый мог стать героем фантастического романа, пилотом космического корабля или отважным рыцарем. Мог посетить другие планеты, сразиться с чудовищами и даже спасти человечество от гибели. А в случае неудачи — начать игру сначала.

Сюжеты игр были примитивны, но задевали глубинные струны психики. Многое в этих сказках казалось правильнее и благороднее обычного мира. Игроки вживались в образы героев, вместе с ними спасали друзей и любимых, и порой казалось, что сама идея индустриального земного рая была ошибкой.

Не лучше ли было навеки остаться в нарисованном мире, где добро всегда побеждает зло, а жизнь побеждает смерть? Не в этом ли была истинная цель?

Как это часто бывает, жизнь внесла коррективы в эти мечты. Романтический период видеоигр закончился в конце 1990-х годов. Рост технических характеристик так и не сделал их «подлинной» виртуальной реальностью. Из откровения игры превратились в повседневность. Впрочем, к этому времени в дом массового потребителя пришёл полноценный персональный компьютер, а не просто игровая консоль. Цифровая техника открыла населению две свои новые стороны: производственную и коммуникационную. Она стала универсальным средством производства информационных продуктов от программного обеспечения до литературы, кино, музыки и живописи. Производство многих творческих продуктов удешевилось на порядки и стало возможным в домашних условиях. В те же годы цифровые технологии предложили людям принципиально новую парадигму виртуальной реальности — интернет. Больше напоминая газетный лист, чем новую реальность, он, однако, имел два важных преимущества перед привычными играми.

Первое преимущество состояло в том, что пользователи могли сами творить этот виртуальный мир. В интернете можно было размещать тексты, фото, видео и музыку — как новые, так и оцифрованные со старых носителей.

Энтузиасты активно пользовались этим, и к 2010-м годам в интернете было представлено почти всё основное научное и творческое наследие человечества. Он стал всемирной библиотекой, «всепланетным информаторием», о каких мечтали фантасты.

Вторым преимуществом сети было невиданное количество пользователей. Если раньше горожанин имел сотни знакомых, то теперь их могли быть десятки тысяч. Этот коммуникационный взрыв был сравним с эффектом самого появления городов в человеческой истории. И если город когда-то разрушил общинную традицию, то интернет поставил под сомнение полисные право, мораль и трудовые отношения. В сети сложилась совершенно новая система отношений между людьми — своего рода, коммунистическая анархия.

«Благодаря электричеству мы вновь обретаем межличностные отношения, будто живём в маленькой деревне» — писал М. Маклюэн. Но это не был возврат к архаике. Здесь не работали запреты и принуждение. Люди ради удовольствия творили контент и распространяли знания.

Проблема была лишь в том, что мир не ограничивался интернетом, а «реал»… был ещё слишком далёк от утопии…

С древнейших времён люди мечтали об утопиях в иных мирах — на небесах, на новых континентах, в космосе, в виртуальной реальности. Но в итоге, главные перемены всегда происходили на Земле — в реальном мире, в реальном социуме, в психологии реальных людей. Так получилось и сейчас.

Сетевая анонимность и доступ к сотням точек зрения по всем вопросам научили людей лучше понимать свои интересы, разрушили привычные идеалы и табу. Государства не исчезли, но перестали быть источниками морали и идеологии. Наёмный труд не исчез, но перестал быть обязанностью.

Конечно, этот переход не был прост. Государства не хотели терять контроль над умами и поначалу яростно боролись с интернет-"вседозволенностью». Но цензура и репрессии не меняли трендов «гиперурбанизации», а полный запрет сети был невозможен ввиду вторичности политики по отношению к экономике.

Коммерческим гигантам нового времени, зарабатывающим «на траффике», оказались выгодны разнообразие и массовость сетевой активности граждан. Число пользователей сети, количество у них свободного времени, право ходить на любые сайты и писать что угодно — всё это теперь определяло экономику. В 2020-х годах новые элиты ведущих стран «ослабили гайки» и даже согласились ввести «базовый доход» — пособие для всех граждан независимо от занятости. Это упрочило положение hi-tech фирм с высокой стоимостью труда, разорило фирмы с «работой за еду» и узаконило класс сетевых «свободных художников».

Мировоззренческий итог этих перемен можно было подвести одной фразой: человек более не считался «сосудом порока», которому нужны пряник и кнут. Оказалось, что, будучи предоставлен себе, он, как и человечество в целом, может развиваться в сторону улучшения, а не только ухудшения.

ЧАСТЬ 3. КОНСТРУИРУЯ ЧУВСТВА

К 2030-м годам проблема виртуальной реальности обрела «второе дыхание». Но уже как вопрос не столько IT, сколько биотехнологий. Распространение искусственных органов (в первую очередь, конечностей и органов чувств) требовало создания интерфейса «мозг-машина».

Для качественного подключения машин к мозгу не хватало знаний, где именно в нём рождаются ощущения и волевые акты, и как их стимулировать. Этот технический интерес подстегнул фундаментальные исследования и в 2040-х годах привёл к величайшей революции.

Учёные открыли нейрокоррелят сознания (НКС) — подсистему мозга, состояния которой однозначно соответствуют состояниям сознания. Если не умножать сущности, НКС был нашим «внутренним наблюдателем» — той самой «душой», которую давно искали философы.

Важнейший результат состоял в том, что состояние этой «души» можно было измерять и искусственно конструировать. Искусственная манипуляция состоянием сознания была возможна и раньше, но на уровне «алхимии» с малопредсказуемыми результатами. Теперь же состояние сознания можно было построить «на заказ». Например, сделать его одинаковым с состоянием сознания другого существа. Впервые в истории люди смогли напрямую обмениваться ощущениями и мыслями, и не только друг с другом, но и с иными животными.

В 19 веке даже материалист Ф. Энгельс утверждал, что мы никогда не узнаем, как именно видят ультрафиолетовый цвет муравьи. Но пришёл 21 век. С помощью новых приборов — интерфейсов состояний сознания (ИСС) — люди смогли увидеть и этот цвет, и другие краски внутреннего мира животных.

Меж тем, исследования всё глубже уходили от «сухой науки» в философскую бездну. Структуры, аналогичные человеческому НКС, были найдены не только у животных, но и у растений, и даже в неживой природе. Данные указывали, что даже клетки человеческого тела могут иметь свои собственные (автономные от нашего сознания) примитивные ощущения. Могут даже радоваться и страдать — лишь не могут об этом рассказать.

Вселенная оказалась насквозь пронизанной чувствами. По сути, она состояла из чувств. Существование каждого кузнечика, каждой травинки и даже песчинки оказались предельно осмысленными в рамках их собственных мирков. Мир оказался заполнен смыслами, невыразимыми через сухие формулы и числа. Но теперь доступными научному наблюдению.

Меж тем, новые открытия продолжали рушить прежнюю картину мира в самых сокровенных вопросах. Пока одни учёные занимались «телепатией», другие изучали экстремальные состояния сознания с «выкрученными» на максимум компонентами. С ИСС доброволец мог ощутить абсолютно зелёный цвет, абсолютно солёный вкус, а ещё — предельно возможное счастье или страдание. И человечеству повезло.

Предельный «ад», будучи предельно нестерпим психологически, оказался неустойчив и физически. Клетки либо сразу выходили из него, либо гибли.

Но предельный «рай» был устойчив и мог длиться минутами. Этот опыт глубоко потрясал людей. Вся жизнь им казалась лишь подготовкой к нему. Это не был героиновый «кайф», это было совершенно особое состояние. В нём соединялись все мыслимые компоненты блаженства. Человеку казалось, что он соединяется в единое целое со Вселенной, испытывая всепоглощающую любовь ко всему сущему. По сути, сам превращаясь в сплошную любовь.

Сама того не ожидая, наука с размаху вторглась в область, которая раньше всецело находилась в ведении религий. Именно этого состояния всепоглощающей любви и полного просветления веками искали религиозные подвижники с помощью медитаций и аскезы. Именно эту «минуту мировой гармонии» испытывал Ф. Достоевский перед припадками. Именно это «пиковое переживание» получил А. Маслоу из-за инсульта. Именно этого состояния «четырёх плюсов» вдохновенно искали А. Шульгин, С. Гроф и другие исследователи психоделических и эмпатогенных препаратов.

Некоторые богословы считали, что это состояние абсолютного света не просто знакомит человека с Богом, но само является Богом. По терминологии других, при пиковом переживании человек сам становится Богом (теозис). Абсолютным, всеблагим, всепрощающим, всеединым. Невыразимым словами, неведомым тому, кто не имеет такого опыта.

Так же, как и информационные технологии, нейроинженерия принесла человечеству непредвиденные перемены. Чисто технические цели разработки удобного интерфейса «мозг-машина» и новых психотропных препаратов обернулись мировоззренческой революцией. Конечно, большинство учёных скептически относились к религиозным интерпретациям новых открытий. Но не было ли это просто вопросом терминологии? Ведь и богословы уже давно старались отойти от упрощённых патерналистских представлений о Боге.

«Бог уже не представляется объектом, ибо здесь речь идет не о познании, а о соединении». В. Лосский.

«Задача апофатического богословия — сместить вопрос об истине и знании из области эллинистических онтологических теорий в область любви и общения». И. Зизиулас.

И наука действительно смогла открыть людям эту любовь. Оставался лишь вопрос, как люди распорядятся ею.

ЧАСТЬ 4. КОНСТРУИРУЯ ЭВОЛЮЦИЮ

Ни человек, ни другие животные в ходе эволюции не были оптимизированы под то, чтобы быть счастливыми. Методом «кнута и пряника» эволюция заставляла особей бороться за выживание, не объясняя, зачем это нужно.

Человек первым из животных поставил эту логику под вопрос. Первым задумался о смысле жизни, первым научился мечтать о счастье как абстрактной категории.

К середине 21 века человек добился колоссальных результатов в деле изменения природы под свои нужды. Индустриальные технологии перестроили его среду обитания. Дали в изобилии тепло и свет, пищу и защиту от угроз дикой природы. Информационные технологии изменили человеческое общество. Искоренили войны и террор государств, нищету и недобровольный труд. Биотехнологии начали модифицировать и само человеческое тело. Они победили множество болезней и обещали в будущем почти бессмертие. Но стал ли человек от всего этого счастливее? Он оградил себя от множества бед, но его психика осталась животной. В чём-то очень важном этот мир энергий и скоростей был всё так же непохож на «светлое будущее» из детской мечты. Человек куда-то спешил, чего-то достигал, но свет подлинного счастья всё так же оставался в конце туннеля. Древние механизмы подкрепления продолжали гнать человека по нескончаемому «беличьему колесу» Ф. Брикмана и Д. Кэмпбелла.

Но однажды это колесо было разорвано. Изобретение интерфейса состояний сознания (ИСС) подвело черту под сотнями миллионов лет эволюции психики. В руках у человеческой науки оказались ключи от всего нашего сознания. Включая такие категории как любовь и смысл.

Имплантируемые ИСС стали доступны населению в 2050-х годах. Они годились и для «телепатии», и для прямой стимуляции чувств — хотя и с ограничениями. Так, переживания, провоцирующие уход от реальности (например, пиковое) в них ограничивались по времени, а провоцирующие агрессию — по силе. Сильную и длительную эйфорию ИСС мог дать только в связке с «социально полезными» мотивациями. Такими как дружелюбие, трудолюбие, взаимопомощь. Его типичное действие напоминало эффекты фенилэтиламиновых стимуляторов и эмпатогенов, но без вреда здоровью и трудоспособности.

Несмотря на ограничения, результаты распространения ИСС оказались драматическими. Подсознательно люди искали не радостей, но потрясений. Интернет быстро заполнился реальными и художественно сконструированными записями различных состояний сознаний. Зачастую — весьма мрачных. Страдания больных и умирающих, терзания преступников и их жертв, ужас преследуемых и поедаемых животных — всё это влекло пользователей. И хотя защиты ИСС не давали человеку, погрузившемуся в чужие кошмары, страдать лично, он всё равно испытывал очень сильное чувство. Это чувство можно было назвать «эйфорическим состраданием». Люди сострадали, упиваясь состраданием. Плакали, упиваясь слезами. Драматурги издревле знали о таком чувстве и пытались открыть его зрителю. Но большинство людей не задумывались о нём и испытывали потрясение. Осознание бездны страданий, которая ещё сохраняется в мире, рождало в наблюдателе сильнейшую любовь к каждому существу и желание всех спасти. Это было одновременно великое счастье и страшный суд. И чтобы не допустить срыва, защита ИСС на секунды включала пиковое переживание.

Душевные метания исчезали. Свет абсолютного счастья и любви пронизывал людей как стремительный ветер, как летний ливень, как волна цунами. Люди бежали на улицы, братались друг с другом, каялись за всё зло, которое кому-либо причинили. Любили и благословляли своих врагов. Теперь в их счастье не было боли — только свет. Всё, чего они желали — открыть его другим. И остановить эту «волну просветлений» было уже невозможно.

Так закончилась очередная страница истории органического мира на Земле. Кто-то мог сказать, что человечество построило себе Царство Божие, кто-то — что оно просто перешло на «ручное управление» своей мотивационной сферой.

Так или иначе, «пуповина», связывавшая его с биологической эволюцией, была «перерезана». Счастье человека более не зависело от природных программ и инстинктов. Оно зависело только от его личного выбора

Да, в этом преображении был риск. Возможно, случись такое лет сто назад — и человечество бы погибло, захлебнувшись в этой невиданной новой свободе. Но на этот раз у него хватило мудрости, чтобы выработать компромисс между счастьем, самосохранением и дальнейшим развитием. ИСС и их программы продолжали дорабатываться. Люди научились создавать не только экстремальные, но и спокойные состояния удивительной глубины. На что они были похожи? Быть может, на чувства Ассоль в момент появления заветного корабля?.. Но теперь с этим счастьем можно было жить постоянно

Впрочем, внешне цивилизация почти не изменилась. Большинство товаров и развлечений людям стали не нужны, но базовые отрасли сохранили своё значение. Медицина и энергетика, связь и фундаментальная наука — всё это было необходимо, чтобы жить дальше и дарить счастье другим существам. Человек оставался лишь малым островком счастья в море жестокой природы. Но это было лишь началом пути. И этот опыт уже доказал многое. Управляемое счастье оказалось возможным без превращения в крысу Дж. Олдса и П. Милнера, а всеобщая любовь — без побочных эффектов альтруизина С. Лема.

«В один прекрасный день, после того как мы овладеем ветрами, волнами и силами тяготения, мы начнем использовать в полной мере энергию любви». Эти слова Т. де Шардена оказались пророческими. Но вряд ли он предполагал, что его мечты сбудутся так скоро…

ЧАСТЬ 5. ТАМ, ЗА ЧЕРТОЙ

ЭПИЗОД 1. ПРОЛОГ

ЭПИЗОД 2. ДИАЛОГ

ЭПИЗОД 3. ЭПИЛОГ